В конце 1980-х Алексей Загорин по прозвищу Сироп вместе с Сергеем Михалком основал в Минске группу «Ляпис Трубецкой» — и играл в ней на саксофоне первые несколько лет, когда группа еще не успела записать ни первый альбом, ни первый хит. Потом пути друзей разошлись: у Загорина появилась наркотическая зависимость; чтобы добыть денег, он начал воровать — и в конце концов попался и оказался в тюрьме. Всего за последние 20 лет Загорин получил десять тюремных сроков и провел в заключении в совокупности 17 лет. Несколько лет назад он снова заинтересовался музыкой — а выйдя на свободу, решил завязать с наркотиками и заняться хип-хопом. Пока получается очень впечатляюще; первый клип Сиропу снял много сотрудничавший с «Ляписами» режиссер Алексей Терехов. «Медуза» представляет премьеру видео — а сам Загорин рассказывает историю своей непростой жизни.
Алексей Загорин
Сiроп
Мы [с создателями «Ляписа Трубецкого»] вместе учились в минском Культпросветучилище. Я, [лидер группы Сергей] Михалок, Паша Булатников — мы все оттуда. Мы быстро стали друзьями, и Сережа предложил создать группу. Репетировали в школьном туалете — я еще, помню, саксофон шарфом затыкал, чтобы он несильно там орал. Так все и началось. Песни обычно приносил Сергей, а мы уже работали все вместе над музыкальным оформлением. Какие-то идейки я подкидывал, но какие — уже и не припомню: юность была очень бурной.
Я выделялся в первую очередь своей фигурой. Был я тогда довольно полный — такой пузырек. Меня почему Михалок прозвал Сироп? Потому что у Носова в «Незнайке» Пончик был толстый, а Сиропчик — еще толще. Ну и одевался я, соответственно, во всякие невообразимые пиджаки с разноцветными пуговицами и галстуками по колено. Волосы обесцвечивал, ирокезы ставил. В общем, экспериментировал с прической как мог.
Мы собрались в 1989-м, несколько лет поиграли, потом у меня был перерыв на армию. Вернулся в 1994-м, еще год-полтора поиграл — ну и все. Я элементарно заторчал. В армии все было очень весело, динамично, непонятно — в общем, я сунул свой нос туда, куда не стоило. Уволившись из вооруженных сил, я уже знал, что такое наркотики и где их доставать. И начал потихоньку отклоняться от группы. И в итоге совсем отклонился. Обижался на всех сильно, конечно, — как же, вы мной не занимаетесь. А они меня реально тянули за уши, просто в тот момент со мной ничего невозможно было сделать.
Тогда было такое время, когда Советский Союз распался — и люди из Средней Азии, России, Украины как раз разъезжались из советской армии по своим республикам. Когда я служил, там были киргизы, казахи, туркмены, которые с детства занимались наркотиками — и продолжили ими заниматься и в армии. Начиналось все с маковой соломки, марихуаны, а продлилось в итоге очень долго.
Как музыканты совмещают творчество и наркотики? Я сам об этом не раз думал. Моя точка зрения такая: совмещать, конечно, можно. Но только когда у тебя уже есть имя, когда ты чего-то добился. Тогда все плохое, что ты делаешь, с определенной точки зрения будет тебе идти в плюс. А мы тогда только пытались еще стать знаменитыми, к этому нужно было прикладывать много усилий — и наркотики победили. В какой-то момент меня перестали звать на репетиции и концерты — ну и я отношения выяснять не стал. Просто тупо по-детски губы надул и обиделся — решил, пусть идут на ***, сам справлюсь. Но не справился.
После этого я перестал ходить на концерты и вечеринки. Я оброс совсем другими людьми. Сначала просто наркоманами моего возраста. Тогда было такое, знаете, кислотное времечко — модные люди на машинах, клубы… А потом подтянулся и криминал — люди освободившиеся примерно нашего возраста. И все завертелось. Скачок [к тяжелым наркотикам] произошел очень быстро. Когда в 1995 году в Минске появился героин, я тут же влез в него по уши. Нырнул — и следующие два-три года просто так тянулись, тянулись… Я мог уснуть где угодно — в подъезде, в машине, просто на улице; просыпался, доползал куда-то, там опять были наркотики. Вынырнул уже только в тюрьме
Я начал вскрывать квартиры и воровать. И на одной из краж попался. В особо крупных размерах. Мне светил срок от десяти лет — но учитывая, что это был первый раз, мое раскаяние и все такое, мне дали полтора года. Это было в 1997 году. Свой 24-й день рождения я отмечал в тюрьме.
От первого срока я помню в основном какую-то придурь в голове. Я даже не успел понять за эти полтора года, насколько я в жопе, понимаете? Ужасы были — вплоть до отрезанной головы на стадионе колонии, — но они были рядом, меня не касались. Я был молодой, было довольно весело. А самое страшное — что человек, единожды побывав в тюрьме, понимает, что и там живут нормальные люди, с которыми ты общаешься, делишь горести и радости. Исчезает стена, страх перед тюрьмой. Все это снимается — и если ты не успел понять, что ты тратишь годы зря и лишаешь себя жизни, дальше, идя на преступление, ты внутренне готов к тому, что тебя могут посадить. Тебе уже не страшно. И в итоге между первым и вторым моим сроком прошли четыре месяца.
В тюрьму я каждый раз уже ехал как домой. Я знал все, что меня ожидает, — вплоть до того, кого я встречу на том или ином этапе своего срока. Понимаете, там же сидят ребята, у которых впереди еще 10–20—30 лет, и они даже рады тому, что ты вернулся: можно пообщаться хорошо, услышать какие-то новости. А на свободе, как оказалось, никому ты и не нужен, в общем-то. Мать ко мне приезжала два раза за это время — и все. Но это понятно — у меня два брата, их надо было растить и воспитывать, к тому же мне слали посылки, помогали. Я бесконечно благодарен семье за помощь и терпение.
[На свободе] я уже действовал просто бездумно по каким-то наработанным схемам — находил своих дружков, или они находили меня. Всего я в итоге сидел 10 раз — за кражи, за наркотики, за хранение оружия, за мошенничество, за подделку документов; в общем, нормальный букет. Самый долгий мой срок был — три года, а всего я отсидел, если округлять, около 17 лет. На данный момент я нахожусь на свободе пять месяцев и два дня. И столько же не употребляю наркотики.
Несколько лет назад я вернулся к творчеству. Сначала просто писал, чтобы занять свое время чем-то. А потом оказалось, что людям нравится. С 2010 года я начал выступать в зоне со своими песенками. Первая мне приснилась — просыпаюсь ночью, а она крутится в голове. Решил записать, чтоб не забыть. Утром проснулся, еще дополнил. Сначала это было что-то мелодичное. Там [в колонии] была инструментальная группа из пяти человек — она существовала долгие годы и называлась «Срок». Я название немного модернизировал — получилось Srock.
А потом… Мне всегда нравилось играть со словами, и в какой-то момент оказалось, что мне реально не хватает слов. И что 40 слов в песне мне мало, чтобы выплеснуть все. Тогда я начал гулять со словами — пользоваться речитативом. И вот сейчас это привело к выпуску ЕР.
Еще мы в тюрьме ставили пьесы. Как правило, это были веселые спектакли — опять же с моими песнями. Чаще всего я переделывал какие-нибудь детские сказки типа «Буратино» или «Теремка». Переделывал так, чтобы было смешно и понятно тем, кто находится в колонии, но чтобы обывателю тоже понятно было. «Теремок» у меня назывался «Тюремок», например. Я нашел единомышленников, которые участвовали в создании этих спектаклей, помогали писать сценарий, делали декорации.
[На свободе] было очень тяжело перестроиться. Одно дело, когда у тебя много свободного времени — и ты можешь что-то сочинять, ни на что не отвлекаясь. А другое — когда у тебя работа, репетиция, сон, работа, репетиция. Нужно есть самому, нужно кормить своих близких. Плотный график, но я пока справляюсь. Сейчас я работаю на мебельном производстве грузчиком. Таскаю всякие шкафы, кухни, диваны, все подряд.
Когда я в 2017 году начал показывать свои песни [на свободе], люди оценили их как рэп. Как мне это? Да *** его знает. Рэпер и рэпер. Я-то к этому рэпу пришел независимо ни от чего. И скажу вам больше — таких, как я, пока еще не встречал. Конечно, некоторые рэперы часто употребляют слова типа «зона», «братва», «менты». Но я пытаюсь по-другому донести. У меня свое, личное видение происходящего [в тюрьме]. Это непохоже ни на шансон, хотя там тоже поют о зоне, ни на других рэперов. Я выделяюсь своим глубоким знанием предмета. Я пропустил все это через себя — причем много раз. Я знаю все подводные течения и камни.
Когда я освободился, мне очень помог Михалок. Мы с ним созванивались несколько раз — он и материально помогал, и дал мне кучу хороших советов. Спасибо ему за это. Он сказал: «Сироп, если ты уверен в чем-то, делай и не смотри ни на кого, потому что нет никаких правил абсолютно. Делай то, что считаешь нужным, и все у тебя получится. Просто нужно отдаваться всему». Вроде бы это лежит на поверхности. Но когда он это сказал, я подумал: да, так и есть. Нельзя половину себя отдавать куда-то, а половину еще куда-то. Нужно отдаваться полностью.
Сейчас у меня появилась цель. Я хочу реализовать весь этот багаж, который я припер с собой из зон. У меня куча песен, у меня много интересных мыслей. Я хочу заняться собой, своими любимыми людьми, своей семьей. Я понял, что очень много времени потратил зря. И сейчас все мои силы направлены на обеспечение более-менее приличной жизни себе и своим родным, включая двух собак и двух котов. И, естественно, на творчество.
Leave a Reply