По версии красноярского следкома, Илья Торохов, 17 лет, «был доставлен в отдел полиции по подозрению в совершении грабежа, где стал себя неадекватно вести и напал на сотрудника полиции, в связи с чем к нему были применены наручники. Через два часа он успокоился, и с него были сняты наручники. Полицейский оставил подростка в коридоре на лавке ожидать допроса, а сам отлучился.
В этот момент подросток забежал в кабинет, на окнах которого не было решеток, открыл раму и выпрыгнул со второго этажа, ударившись головой об асфальт».
Пока нет ни одного ответа на напрашивающиеся вопросы: почему Илью и его приятеля доставили в «уголовку», а не в подразделение по делам несовершеннолетних? Почему не вызвали родных? Почему не дали позвонить домой? Тем более речь о ночи — задержанных привезли в участок полвторого. Почему, наконец, начальник местной полиции не ползает сейчас в ногах у родни погибшего? Из слов родственников выходит: в полиции считают, что парни были под наркотиками и сами во всем виноваты. В чем? В соприкосновении с государством? Никаких объяснений. Вообще никаких слов, подходящих моменту.
Учитывая серийность подобных происшествий, обыденность этого ужаса, сложившуюся и неколебимую репутацию полиции, почему не опубликовать видео из кабинетов и коридоров участка — ведь они утыканы камерами? Как вообще мог молодой спортивный парень, занимавшийся в т.ч. паркуром и прыгавший с парашютом (готовился к службе непременно в ВДВ), разбиться насмерть, сиганув со второго этажа? Всяко, конечно, бывает, но таких «почему» — как после и других аналогичных преступлений — чересчур много.
Полиция дает о трагедии еще более скупые комментарии, чем СК: проводится проверка. И те, и другие хором повторяют: «подросток ранее попадал в поле зрения правоохранительных органов и состоял на профилактическом учете».
Будто это что-то добавляет в картину случившегося. Отменяет презумпцию невиновности или обеляет силовиков.
На похороны Ильи пришло великое множество его друзей, приятелей, знакомых: Зеленогорск, прежде Красноярск-45, закрытый и секретный «почтовый ящик», работавший на ядерный комплекс, — город маленький, все всех знают и всё на виду. Здесь, за колючей проволокой и КПП, советская утопия к концу 80-х осуществилась, коммунизм построили, и, в частности, преступность стремилась к нулю. Даже в 90-е машины тут на ключ еще не запирали (говорили то же и про квартиры, но повторять эти байки не буду, скажу лишь, что видел сам, впервые попав в этот «Заколючинск» в 1993-м: ни железных дверей, ни решеток на окнах первых и последних этажей, никакой бронезащиты на торговых лавках — как в остальной стране).
Подробности эти затем, что место действия имеет значение. В другом провинциальном рабочем городке при заводе такое происшествие и похороны, на которых многие разглядели лицо погибшего — в ссадинах и кровоподтеках, уши в синяках, почти неминуемо вылились бы в молодежные волнения. Сколько было таких историй — при царе, при Советах, при Ельцине. Если околоток не разносили, то хотя бы орали перед ним, требуя возмездия. Сейчас не то, и дело не только в другом времени и режиме, но еще и в особости города, в белой кости и воротниках, в кастовости местного пролетариата и инженеров. Здесь простые люди были государству ближе, чем где-либо еще. Они ощущали причастность к нему, а то и родство, и могли надеяться на ответные послабления. И действительно народ здесь снабжали продуктами и ширпотребом иначе, в автобусах возили бесплатно и т.д.; но утопии невозможны по определению, в конечном счете реализуются лишь антиутопии — потому их так и называют; и вот одного из детей/внуков этого утопичного острова, социально ему «своего» — ничего общего с мальчишками, скандирующими на Тверской «Гриффиндор! Гриффиндор!», занимавшегося в военно-патриотическом клубе (под плакатом «Мы будущее твое, Россия!»), после непосредственного тесного контакта с российским государством кладут в гроб.
Россия или не видит в упор своего будущего, или оно ей такое не нужно. Так или эдак, но Россия убивает свое будущее. Не новость. Уж казалось, ничего не могло быть доходчивей трагедии с псковскими школьниками… Помните: «Страшно… Господи! Как можно бояться детей? Чё нас бояться-то?.. Умирать — так красиво. Мы приучены, что русские не сдаются. 15 лет детям — а они боятся» (Екатерина Власова — за несколько часов до гибели, из трансляции в «Перископе», пос. Струги Красные, 14.11.2016). Вроде исчерпывающее закрытие темы, но нации продолжают показывать в красках, с новыми нюансами, как уничтожаются ее дети. О реакции судите сами.
Leave a Reply